разговор: Мердл, Мердл, Мердл. Только и слышно, что Мердл.
– Как легко распространяется подобная зараза, просто удивительно, – заметил Артур.
– В самом деле, – отозвался Панкс. Минуту-другую он попыхивал трубкой, но не столь ровно и бесперебойно, как можно было бы ожидать после недавней смазки, затем добавил: – Тем более что они ведь ничего в этом не смыслят.
– Ровно ничего, – подтвердил Кленнэм.
– Ровнехонько ничего! – воскликнул Панкс. – Цифры для них китайская грамота. Денежные дела и подавно. Никаких расчетов они не делали. Ни в чем толком не разбирались, сэр!
– А если бы разобрались… – начал было Кленнэм, но тут же осекся, ибо мистер Панкс, не меняя выражения лица, издал звук, перед которым все доселе известные усилия его носоглотки и бронхов показались ничтожными.
– Если бы разобрались? – повторил Панкс, как бы ожидая продолжения.
– Вы, кажется, что-то… сказали? – переспросил Артур, не зная, как назвать то, что он слышал.
– Ничуть не бывало, – возразил Панкс. – Пока ничего не говорил. Скажу, может быть, после. Если бы разобрались?
– Если бы разобрались, – сказал Кленнэм, несколько озадаченный тоном друга, – вероятно, они вели бы себя умнее.
– Вот как, мистер Кленнэм! – подхватил Панкс с такой поспешностью, как будто с самого начала разговора начинен был порохом и только дожидался случая выпалить. – А ведь они правы, между прочим. Они даже сами не знают, насколько они правы.
– Правы в том, что, подобно Кавалетто, увлечены спекуляциями мистера Мердла?
– Совершенно верно, сэр, – отвечал Панкс. – Я этим вопросом занимался. Я делал расчеты. Я разобрался во всем. Дело верное. – Отведя душу этим высказыванием, мистер Панкс затянулся на всю глубину своих легких и медленно выпустил дым, устремив на Кленнэма упорный и многозначительный взгляд.
В эту минуту мистер Панкс уже представлял опасность для окружающих, как переносчик заразы. Ведь таким способом и распространяются подобные болезни; так, незаметно, и возникает эпидемия.
– Уж не хотите ли вы сказать, мой добрый Панкс, – взволнованно спросил Кленнэм, – что решились бы, например, вложить свою тысячу фунтов в одно из этих предприятий?
– Разумеется, – отвечал Панкс. – Я уже это сделал, сэр.
Мистер Панкс снова глубоко затянулся, снова медленно выпустил дым, снова многозначительно посмотрел на Кленнэма.
– Повторяю вам, мистер Кленнэм, я этим вопросом занимался, – сказал Панкс. – У этого человека неограниченные возможности – колоссальный капитал – поддержка правительства. Надежней его предприятий не найдешь. Верное дело. Никакого риска.
– Ну, признаюсь, – сказал Кленнэм, внимательно поглядев на него, а потом столь же внимательно уставившись в пламя камина. – Удивили вы меня!
– Ба! – возразил Панкс. – Удивляться тут нечему, сэр. Я бы и вам посоветовал сделать то же. Право, взяли бы с меня пример.
При каких обстоятельствах мистер Панкс подхватил заразу, было так же трудно объяснить, как если бы речь шла о самой обыкновенной лихорадке. Такие болезни сходны с некоторыми телесными недугами; людской порок способствует их зарождению, людское невежество дает им разрастись в эпидемию, жертвами которой становятся люди, чуждые и пороку и невежеству. Подобным человеком был для Кленнэма мистер Панкс, и потому, где бы ни заразился он сам, зараза, исходя от него, становилась еще опаснее.
– И вы, Панкс, в самом деле поместили свою тысячу фунтов подобным образом? – Кленнэм уже употреблял выражение своего собеседника.
– Именно, сэр, – задорно отвечал мистер Панкс, выпуская новое облако дыма. – А будь у меня десять тысяч, поместил бы десять.
Две думы камнем лежали у Кленнэма на душе в этот вечер; одна касалась несбывшихся надежд его компаньона, другая – того, что он слышал и видел в доме матери. Сейчас, очутившись в обществе друга, который вполне заслуживал его доверия, он захотел поделиться с ним сперва одной, а потом и другой – и обе очень быстро привели его вновь к прежнему предмету беседы.
Случилось это весьма просто. Оставив разговор о капиталах и их помещении, Кленнэм немного помолчал, глядя в огонь сквозь дым своей трубки, а затем стал рассказывать Панксу, как и почему ему приходится иметь дело с великим государственным учреждением, именуемым Министерством Волокиты.
– Тяжело это было Дойсу, да и сейчас тяжело, – закончил он свой рассказ с той глубокой грустью, которую всегда вызывала в нем эта тема.
– Еще бы не тяжело, – согласился Панкс. – Но ведь его дело в ваших руках?
– Как так?
– Вы занимаетесь денежной стороной предприятия?
– Да, и стараюсь делать это как можно разумнее.
– Сделайте самое разумное, что в ваших силах, – сказал Панкс. – Вознаградите его за все труды и разочарования. Не дайте ему упустить то, что сейчас само идет в руки. Ведь он, скромный труженик, весь ушедший в свою работу, об этом не подумает. Вы должны думать за него.
– Я стараюсь, как могу, Панкс, – с некоторым беспокойством отозвался Кленнэм. – Но то, о чем вы говорите, дело для меня новое и неизвестное, и боюсь, что мне не под силу все взвесить и во всем разобраться должным образом. Стар уж я для этого.
– Стары, вы? – вскричал Панкс. – Ха-ха-ха!
Такая великолепная непосредственность была в этом смехе, а также в наборе сопящих и храпящих звуков, которыми мистер Панкс выразил свое удивление и свой протест, что никому не пришло бы в голову усомниться в его искренности.
– Он стар! – кричал Панкс. – Нет, вы слышали что-либо подобное! Стар! Как вам это понравится!
Эти выкрики вперемежку с возмущенным фырканьем столь красноречиво свидетельствовали об отказе мистера Панкса хотя бы на мгновение допустить подобную мысль, что Артур не решился настаивать. Его даже обуял страх, как бы мистер Панкс не задохнулся в судорожных попытках одновременно выталкивать из себя воздух и втягивать в себя дым. Таким образом, и вторая тема отпала; оставалось перейти к третьей.
– Стар ли я, молод ли, в средних ли годах, – сказал он, воспользовавшись короткой паузой, – я нахожусь в очень трудном и двусмысленном положении, Панкс, – настолько, что даже сомневаюсь, могу ли считать своим то, что, казалось бы, принадлежит мне по праву. Посвятить вас в свои сомнения? Рассказать вам, в чем дело?
– Расскажите, сэр, – сказал Панкс, – если доверяете мне.
– Доверяю.
– И не напрасно. – В подкрепление этого краткого, но выразительного ответа Панкс стремительно протянул свою черную, как у угольщика, руку, и Артур горячо пожал ее.
И вот, смягчая характер своих тревог, насколько это можно было сделать не в ущерб ясности рассказа, и заменив прямое упоминание о матери расплывчатой ссылкой на какую-то «родственницу», он в общих чертах поведал Панксу историю томивших его подозрений, а также рассказал о встрече, свидетелем которой был не так давно. Рассказ настолько заинтересовал мистера Панкса, что он даже позабыл о радостях, таящихся в азиатском чубуке, и, довольно небрежно ткнув его в каминную решетку рядом с щипцами и совком, принялся яростно закручивать во все стороны свои проволочные вихры, что в конце концов сделало его похожим на балаганного Гамлета в сцене с призраком отца.
– Вот видите,